Голос покойного отца, казалось, прозвучал совсем рядом, в шаге от нее.

– Все хорошо, – прошептала женщина, поднимаясь на ноги. – Я просто устала… Я не сошла с ума. Я только еще раз посмотрю и…

Она посветила перед собой, едва удержавшись от крика.

Обеденные приборы, аккуратно расставленные перед куклами, были сдвинуты в самый конец стола, миски высились столбиком, поставленные друг на друга. Самих гномов не было, лавки были пусты.

– Как… – только и смогла выговорить она, лихорадочно размахивая фонарем. Вычерчивая по стылым стенам неровные зигзаги, луч, слегка подрагивая, остановился на пластиковых контейнерах, которые были выстланы измятым тряпьем. Гномы мирно «спали» в своих кроватках, их колпаки лежали на скамье, каждый напротив своего хозяина. Светлана машинально отметила, что седьмая «постель» пустовала.

«Ну, что скажешь? – захихикал чей-то мерзкий голос, и ей стало дурно. – Это и есть та маленькая деталь, которую ты хотела уточнить?»

Кто уложил этих уродцев?! Кто убрал посуду?!!

«Кто съел мою кашу и разбил миску?!» – издевательски усмехнулся отвратительный голос.

Шаркая ватными ногами, Светлана приблизилась к другому концу стола и посветила на сгорбленную фигуру, склонившуюся над мерцающим осколком.

«Мачеха-царевна… Зеркало», – в вязком ступоре подумала Светлана.

Она протянула трясущуюся руку, приближая голову куклы к свету. На нее уставилось злобное «лицо» мачехи, обернутое засаленной марлей. Глядя на клочья седых волос, пробивающихся сквозь повязку, на мутно-желтые разводы, покрывающие марлю, Светлана нахмурилась. Что-то здесь было не так. Тревога, засевшая болезненной занозой еще с прошлого посещения этой пещеры, быстро вытеснял животный страх, который расползался по жилам густой патокой.

Зацепив ногтем разлохмаченный край обмотки, она принялась разбинтовывать куклу, слой за слоем. Тут же поплыла кисловато-затхлая вонь, усиливающаяся с каждой секундой.

«Не делай этого, Светлячок», – грустно произнес отец, и она вздрогнула, как от пощечины.

«Я должна, – подала она мысленный ответ, с трудом взяв себя в руки. – Я не знаю, почему ты со мной разговариваешь… но… просто позволь мне закончить дело…»

Обрывки заскорузлой марли с тихим шелестом опустились на пол, и теперь она с суеверным ужасом смотрела на почернело-усохшее лицо мумии. Перекошенный рот с задранными как у разъяренной собаки губами разинут до предела, будто при жизни человеку раздвинули челюсть распоркой. Виднелись зубы, потемневшие и неровные, среди которых нижний жевательный тускло блестел золотом… Закостеневшая голова «царевны» была нанизана на палку, словно вишенка на зубочистку.

Нервы Светланы не выдержали, и она с криком выронила страшную куклу. От удара об бугристо-каменный пол голова отвалилась. Будто мячик, она отскочила в сторону, вяло колыхнулись седые космы.

Пятясь назад, она уперлась ногами в лавку, едва не упав.

– Твою налево, – хрипло вырвалось у нее.

«Мы живые», – шепнул кто-то рядом с ухом, и Светлана до крови прикусила губу. Пронизанный паникой взор уткнулся в аккуратный ряд «кроваток», в которых безмятежно спали гномы.

– Вы не живые, – прошелестела она. Она села на лавку, зажала коленями фонарь и, наклонившись над ближайшей фигуркой, принялась торопливо сдирать с него бинты. – Вы мертвые!..

Последний лоскут затрещал под ее пальцами, и на Светлану глянуло миниатюрное сморщенное лицо. Зубки белые, крошечные, как крупинки фарфора. Нос отсутствовал, вместо него зияла глубокая дыра, в глазницах мерцали прозрачные шарики из голубого стекла. Точно такого же цвета, как платье гнома.

«О боже… ребенок…»

Осознание ошеломляюще дикой правды резануло, словно бритвой.

– Черт, черт…

Руки машинально потянулись за следующим гномом.

«Пусть там ничего не будет, – мысленно взмолилась она. – Картон, пластмасса, что угодно!»

«Никакой пластмассы, – с усмешкой произнес чужой голос. – Их убили. Шесть детей и одна женщина. Вот так. Ты удовлетворила свое любопытство?»

После третьего гнома ее начало колотить, словно наркомана во время жесточайшей ломки, к горлу подкатила желчная тошнота. Дрожащими руками Светлана положила куклу на место и, выпрямившись, нетвердой походкой двинулась к выходу.

«Они все мертвы, – беззвучно шептали ее губы. – Они мертвы».

Словно в тумане, она, извиваясь по колючей щебенке, выползла наружу.

Солнце уже давно село, и мглистые сумерки накрыли утес тяжелым покрывалом.

– Я не останусь тут ни на секунду, – прошептала Светлана. – Я…

Она умолкла, со страхом вглядываясь в темнеющий впереди силуэт.

– Слава? – хрипло позвала она.

Сделав над собой неимоверное усилие, Светлана шагнула вперед. Затем еще шаг. С губ сорвался вздох облегчения – то, что показалось ей замершим мужчиной, оказалось высоким камнем.

«Я схожу с ума».

Она потрогала лоб, и у нее возникло ощущение, что она коснулась печки.

Может, она заболела?

«Не надо, Светлячок…»

У женщины возникло чувство, что кто-то с силой окунул ее голову в прорубь.

Снова отец.

«Впервые за все время папа дал о себе знать», – скользнула у нее мысль, и это напугало ее.

– В пещере трупы, – с трудом выговаривая слова, произнесла она. – Я… мы должны сообщить… позвонить в полицию…

«Вы разобьетесь».

– Просто нужно попробовать! – не сдержавшись, крикнула она, на мгновение испытав ярость к давно умершему отцу. – Почему ты та…

Закончить мысль Светлана не успела – этому помешал отдаленный крик, преисполненный болью и животным страхом.

Лицо женщины покрылось пепельной бледностью.

Кричал Слава.

Несколько ужасных секунд она стояла в полнейшей неподвижности, мысленно убеждая себя в том, что крик ей просто померещился. Немудрено после того, что ей пришлось увидеть в пещере!

Но истошный вопль Вячеслава снова разорвал сгущающиеся сумерки, и Светлана резко дернулась, как автомобиль, который завели путем замыкания стартера напрямую. Прохладные пальцы обхватили рукоять туристического ножа, и она, спотыкаясь на каждом шагу, поспешила на крик. Светлана не обратила внимания на смартфон, валявшийся у ее ног – он выпал из заднего кармана ее походных брюк, когда она вылезала из пещеры.

«Пусть все это окажется сном. Пусть все это окажется сном», – безостановочно вертелось в ее голове.

Крик повторился в третий раз, на этот раз короткий и едва различимый.

«Поднажми, дорогая, – ухмыльнулся уже знакомый отвратительный голос. – Ты можешь не успеть…»